Он сидел на скамейке, простой молодой человек, на вид лет двадцати, в типичном парке, в обычный теплый день. Со стороны казалось, что он мечтал о чем-то (или ком-то) эфемерном. Похоже, он и сам не до конца понимал, что именно занимало его мысли. И откуда взялся этот сокрытый образ. Его взгляд привлек розовый лебедь, скользящий по воде. Влево и вправо, затем снова налево и обратно направо. Медленно, величественно. Он смотрел, не отрываясь от грациозной птицы, она словно вводила его в глубокий транс, туда, где он сможет разобраться наедине с собой, что за наваждение его преследует уже несколько дней.
  Поверь, поверь. Шептал теплый ветер. Закрой глаза и дай вере шанс. И он закрыл.
  Мечтатель оказался над темной пропастью, стоящий на тонюсенькой жердочке, балансируя над бездной между явью и иллюзией. Сладкое дыхание неизвестности обдувало его, нашептывая все тоже: «главное вера, надежда». Впереди мерещилась розовая нить, она светила манящим светом. Он сделал один неуверенный шаг к ней. Затем еще один. Но приближалась ли нить или то был всего лишь мираж? Он не мог разобрать.
  Шепот не оставлял его. То с угрозой. Поверь, поверь. То с материнской заботой. Верь. Верь.
  Лента, вроде бы, то становилось ближе, то вновь отдалялась, хотя теперь он уже почти бежал, не боясь упасть вниз, но все равно он никак не мог добраться до нее. Она чем-то манила его, играла, не давая слишком приблизиться. Беглец остановился, прислушиваясь к
  (сердцу)
  ветру. Или это все-таки чье-то дыхание?
  Ее дыхание?
  Которое все также подсказывало.
  Поверь-верь-верь.
  И он поверил всего на секунду, на мгновение и сделал шаг в сторону, в бездну. Его нога не провалилась, отнюдь. А далекая, недостижимая тонкая лента моментально оказалась перед ним, она стала прозрачной дверью. Которая распахнулась, поманив его внутрь, и он очнулся под звонкий смех.
  Молодой человек по-прежнему сидел на скамейке, лебедь улетел, оставив коралловое перо на гладе воды. На его ладони покоилась прядь длинных, прямых, нежно-розовых волос. Солнце уже садилось, закат блистал последними красками исчезнувшего дня. Неужели прошел целый день?
  Он вернулся домой, аккуратно и даже бережно положил прядь на стол и отошел на несколько минут. По возвращению его ждало очередное чудо. Волосы светились теплым светом в темном царстве его комнаты. Шаг за шагом, приближаясь все ближе, уверенность, что чудо растает, как дым, росла. Однако нежное тепло продолжало его манить. Вот уже его рука коснулась пряди. Легкое покалывание взобралось по руке до локтя и остановилось. Ладонь утонула где-то в фантазиях, в другом мире. С едва ощутимом нажимом он продолжал погружать руку в… в стол? В иллюзию. Покалывание усиливалось и всё стремительнее распространялось по телу. Оно(а) уже в руках, в ногах, в голове и груди. Глаза начали слезиться, и мутная пелена сокрыло перемещение в другое царство.
  Ее царство.
  Когда глаза перестали слезиться, его взору предстал удивительный мир. В нем не было четкого деления на небо и землю, по правде говоря, не было и их самих. Сотни тысяч цветов переливались, словно в гигантском калейдоскопе. Среди них не было беспорядка или вражды, нет, лишь мирное течение в бесконечность. Легкий ветер подтолкнул его, и он сделал первый шажок в новом мире. А затем второй и лишь теперь заметил полупрозрачный луч света. Тот звал его, приглашал проследовать за ним и молодой человек пошел. Невозможно сказать, сколько он шел, чувство времени осталось в земном мире, тут оно было чужим. Зачем время в таком прелестном месте. На его место пришла некая возбужденность и ожидание нечто фантазийного.
  В конце концов, луч упал на закрытую стеклянную беседку и, словно зазывая внутрь, распался на множество осколков света. Волнение окончательно одолело его и, почувствовав себя беззащитным мальчиком, он вошел внутрь.
  В беседке находилось девять Богиня. Точнее, девять образов одной Богини. Первая, холодная, словно льды Арктики. Вторая, нежнее, чем китайский шелк. Третья, прекрасная, будто Венера. Четвертая была яркая, как солнце. Пятая, загадочная, как Восток. Шестая, естественная, как сама природа. Седьмая, грозная, словно амазонка. Восьмая, ранимая, как ребенок. И последняя, девятая, идеальная, как… ничего столь же совершенного просто нет. Они говорили все сразу, но при этом выдерживая строгую очередность. Каждая по слову, девять слов в каждой фразе. Он оказался окружен ими, зеркальные стены беседки позволяли ему видеть всех сразу. Он кружился, стараясь смотреть на ту, которая говорит, но удавалось это с трудом. Они все говорили быстро, их звонкие голоса, словно ксилофон, сливались в одну прекрасную мелодию.
  - Зачем ты пришел к нам, чего же тебе нужно?
  - Я, я не знаю.
  - А нам кажется, что знаешь, но боишься признаться себе.
  - Правда? Хм… возможно,… возможно я просто ищу новую мечту? Ведь мечта нужна человеку, чтобы жить?
  - Да. Почему ты сказал «новую», что стало с прошлой?
  - Знаешь, мечта, словно змея. Она искушает, обещает, а дарует яд. В какой-то момент ты перерастаешь ее, поэтому она сбрасывает кожу и становится другой. Но…
  - По твоему я лишь на время и я яд?
  - Но бывает и приятный, сладкий яд, как наркотик. Нежная и глупая болезнь, ты понимаешь, что надо лечиться, но лекарство такое горькое, а болезнь такая…, такая чарующая.
  - Ты странный, но я могу тебя понять и согласится.
  - Благодарю.
  - А ты не боишься потерянного рая и адских мук?
  - Лишь мудрец, постигший замысел божий, адский мук не страшится и раю не рад.
  - Великолепно. Кто ты и чего ты желаешь от нас?
  - Я всего лишь мечтатель, ловец снов, творец. Наверное, я просто хочу узнать тебя лучше. Ведь я даже не знаю кто ты. Ты всего лишь мираж, оазис, который может исчезнуть в любой момент, исчезнуть, так и не появившись. Это возможно?
  - Что ты готов дать мне взамен за щедрый дар?
  - Взамен?
  - Ты готов играть роль куклы, в руках прекрасного кукловода?
  - Только если нити от самого кукловода будут в моих руках. В эту игру можно играть и вдвоем. Я готов дать взамен самое важное на всем свете.
  - Что же это за самое важное на всем свете?
  - Я готов дать взамен… Теплую память здесь – он указал на грудь – а также, наверно, я могу построить другие миры для тебя, - он сложил ладони, словно молясь, поднес руки ко рту и вдохнул в них жизнь.
  Зеркала вокруг растаяли, буйство красок отступило. Молочная река потекла по кофейному берегу, питая жизнью изумрудные деревья. Коралловое солнце тонуло в лазури, воздух пропитался умиротворением. Но солнце резко закатилось, взорвалось последней искрой и потухло. Серебряная паутина зазмеилась в русле реки, почва раскололась и покрылась инеем. В седине деревьев застыл немой ужас.
  - Немедленно прекрати этот кошмар, верни все на свое место!
  Он разомкнул руки, и мир вновь стал радугой, состоящей из миллиона всевозможных цветов.
  - Этим ты хотел показать свою двуличность или свою глупость?
  - Противоречивость и…
  - Ступай, нам нужно время подумать, мы позже тебе скажем.
  - Но скажи хоть кто ты?
  - Грация
  - Авалокитешвара
  - Блеск
  - Роскошь
  - Иллюзия
  - Единение
  - Любовь
  - Ласка
  - Енгадди
  - Габриелле? Габриелле, у меня будет возможность, узнать тебя?
  - Возможно, может, наверно, предположительно, вероятно, очевидно, неизвестно, все возможно.
  Возможно-можно-можно… эхо стерло всё вокруг. Лишь в голове, будто напоминая, пульсировало
  (Габриелле. Габриелле. Габриелле. Габриелле. Габриелле…)
  Этот звук растянулся, словно мед, а ее звонки смех навсегда отпечатался в его сердце.
  Он очнулся глубокой ночью, валяясь полуголый у стола. Свет не включался, ни в комнате, ни во всей квартире. Темной царство, ждущее рассвета. В призраке луны он заметил, что слева из груди свисал длинный розовый волос. Он проходил насквозь… через сердце? Все возможно, даже такая нелепость. Он дернул его, но лишь причинил себе боль. Волос не порвался и не покинул его, оставаясь своеобразной (черной) розовой меткой. Меткой до рассвета. 
  Ее рассвета.