– Прошел почти год.
…с тех пор, как Мечтатель встретил свою Музу. И уже несколько месяцев минуло со дня нападения мерзкой паукообразной твари. Теперь они снова часто гуляли по ее радуге. Хозяйка этого мира сильно изменилась за это время, но не изменила самой себе, радуга же поменялась вместе с ней. Когда он попал сюда впервые, Габби была взрослеющей принцессой, полной самых различных эмоций, образов, фантазий. Теперь принцесса стала молодой королевой. Какие–то стороны своего характера она предпочла скрыть, спрятать (но не убить). Нет, она не стала скучной, обычной, она по–прежнему оставалась девушкой, которая очень любит безобразничать и веселиться. Ребенком внутри, которого научилась хорошо прятать при необходимости. Потеряла ли она от этого часть себя, потеряла ли каплю своего обаяние? Ничуть, она стала женственной, нежной, прекрасной королевой. Возможно, чуть более спокойной, умудренной, но, как и раньше волшебной музой.
Ее красочный мир стал более спокойным, он всегда был гармоничным, но теперь цвета встречались преимущественной нежные, ласкающие взгляд, а не сбивающие с ног своим напором. Тропинки–лучи теперь слегка выпрямились, однако, стали еще менее заметными, теперь путь к ее дворцу можно было найти только в том случае, если ты знаешь, где он находится. Пожалуй, только маленькие обитатели радуги не изменились, ее, как и раньше, всегда окружали множество зверей, к которым она питала самые нежные чувства.
– Прошел почти год, – напомнила она, хотя он сам это знал.
– Я не забыл. Но осталось еще три дня.
– Ты не хочешь сделать мне подарок? – она улыбнулась своей дразнящей улыбкой.
– Подарок? Чего же желает моя муза?
– Муза желает быть приглашенной в гости. Ты столько времени провел в моем мире, а я? Я ни разу не была у тебя. Это даже невежливо.
– В мире людей?
– Нет, глупый, в твоем мире, – она аккуратно щелкнула его по носу.
– А разве он у меня есть?
– У всех есть. Когда люди рождаются, то плоть дает мать, а душа приходит из нашей маленькой обители. Дети умеют жить в своем мире, а вот взрослые нет. Мы забывает дорогу туда, наш мир пылиться и к старости становиться заброшенным чердаком.
Он кивнул, ему нравилось такая идея, и Габби продолжала.
– Ты же мечтатель, ты должен знать дорогу к своему миру, раз нашел дорогу сюда. И ты, конечно же, хочешь меня пригласить к себе? – она вновь улыбалась той улыбкой, которая не оставляет право выбора.
– Я постараюсь, – хотя он не совсем понимал, как найдет дорогу туда.
– Давай, у тебя есть еще три дня, чтобы там прибраться и позвать меня, а теперь беги, муза хочет побыть одна.
Она протянула ручку, которую мечтатель с радостью поцеловал. После нашествия всепожирающего паука, они всегда так прощались. Он полагал, что это была ее награда.
Следующие три дня он тщетно пытался найти потерянную тропинку к себе. Однако дороги уводили его не туда, он понимал это, но изменить ничего не мог. Мечты упорно вели его не туда, словно помня, что в его мире нет ничего хорошего, что лучше там не появляться, пусть кошмар забудется, нечего навещать потерянную могилу. Тот самый парк, где он впервые впал в транс и нашел ее, наблюдая за лебедем, был на реконструкции, этим путем было не пройти. Воспоминания детства померкли, растаяли, будто мираж. Пути через сон были завалены кошмарами и расплывчатыми образами из прошлого. А наяву он видел только серый мир, полный людей. Тропа к его миру навсегда скрылась от него, он не сможет обрадовать свою музу, это убивало его. Ему было стыдно, за то, что он – мечтатель, потерял свой мир.
***
Мир радуги переполнялся ее радостью, она ждала своего мечтателя, ждала подарка, который тот обещал ей. В этот день, казалось, она была еще прекрасней, чем когда–либо. Солнце внутри нее дарило мягкий свет, освещая все вокруг. Он же был полной противоположностью ее сиянию – усталый, прячущий лицо, выглядящий, как побитый щенок, мечтатель боялся поднять глаза, встретиться с ее взглядом, ему казалось, что он сгорит от стыда.
– Что ты такой хмурый? В такой день непростительно грустить!
– Я…я, – он не мог этого выдавить, боясь, что ее разочарование убьет его.
– Как я сегодня выгляжу, я хорошо подготовилась? – она нарочито не замечала его страхов.
– Моя муза всегда прекрасна… – еле промямлил он.
– Так чего же ты ждешь, где мой подарок? – она улыбалась, она сияла – говори же, я не съем тебе.
– Я не нашел дорогу, извини моя…
Она перебила его смехом.
– Конечно, не нашел! Потому что скрыл это от меня, – она коснулась его груди – смотри как надо.
Муза повернулась к нему спиной и на ближайшем дереве начертила невидимый прямоугольник.
– Расстегни рубашку, – бросила она.
Он повиновался.
Габби резко повернулась к нему, облизала палец и коснулась его груди слева. Над сердцем появился маленький влажный прямоугольник.
– А теперь смотри, мой мечтатель, – она беззаботно улыбалась.
Он старался даже не дышать.
– Тук–тук–тук, – произнесла она, стуча по его груди, за ее спиной что–то хрустнуло и дерево раскрылось. У него внутри все похолодело, словно в окно влетел ледяной ветер.
– Пойдем, – она взяла его за руку и шагнула в проход в дереве.
Когда он впервые увидел ее мир, он был шокирован. Когда он впервые увидел свой мир, он был раздавлен. Это была полная противоположность ее радуги. Это была обратная сторона луны, темная сторона, которая никогда не видела солнца. Пустыня, пустошь, великое ничто. Если в пустыне все покрыто песком, то в его мире вместо песка была сажа и уголь. Черная иссохшая, потрескавшаяся поверхность тянулась настолько, насколько хватало глаз. Из угольной почвы, точно скалы, торчали пепельные деревья, понемногу осыпающиеся на землю. Серое небо не пропускало ни одного лучика солнца, по правде говоря, не очень–то и верилось, что за этой пеленой есть солнце. Далеко впереди виднелся давно потухший вулкан, от него отходило три фаяды – огненных реки. Теперь это были глубокие высохшие раны. Мир был погружен в темноту и холод.
Мечтатель посмотрел на музу, она не казалась напуганной, слегка задумчивой, но не более. Словно она примерно такого и ждала.
– Пойдем, – обронила она. И они пошли. Ее идеальные ноги уверенно шагали к вулкану, а почва за ней казалось не такой ужасной, грубой и мертвой. Она подходила к каждому пепельному дереву и одаряла его мимолетным касанием. Затем они двигались дальше. В ее радуге дорогами служили лучи, в его – морщины. Они шли по одной такой морщине, и Габби старалась одарить своей жизнью все, что было вокруг.
– Кажется, я плохо прибрался, – буркнул мечтатель.
– Все хорошо, не бойся, – ее ангельский голос подействовал на него, он немного успокоился.
Они шли уже больше часа, вулкан заметно стал ближе, но по–прежнему оставался далеко впереди. Мечтатель обернулся, посмотреть, сколько они уже прошагали. Ему, показалось, что там, где они шли, остался едва заметный след. Как если по обгоревшей на солнце коже провести маслом.
– Не стой, замерзнешь, здесь так холодно, – она потянула его дальше, продолжая, – ты сам высушил своей мир.
– Я…, – но она оборвала.
– Не хочу знать, зачем ты себя похоронил. Во всяком случае, пока.
Наконец–то они добрались до кратера, где когда–то бушевал огонь и ярость, а ныне это был лишь призрак былого пламени.
– Ты убил себя, но я могу подарить тебе второй шанс, вторую жизнь, если ты этого хочешь. Ты хочешь?
– Хочу!
– Не надо говорить того, что мне хочется услышать, подумай и скажи правду.
Мечтатель помолчал какое–то время.
– Правда, наверное, в том, что я боюсь. Если умерла первая жизнь, то также может умереть и вторая. Не помню точно, но я уверен, это больно.
– Да, ты прав, это весьма неприятно и болезненно.
– Я не хочу, чтобы было больно. Больно, это так… больно!
– Значит, мне оставить это кладбище таким, какое оно есть сейчас?
– Все, чем я живу, это мечты. Даже скорей фантазии, мечты могут сбыться, а фантазии – нет. Когда я остаюсь, в том мире… людей, мне плохо, я там один, я там чужой. Мне грустно от этого. Я знаю, верю, что ты не желаешь мне зла, поэтому сделай так, как сочтешь нужным.
– Я не люблю принимать решения за других, – она замолчала, – но ты помог спасти мою радугу, поэтому, я хочу попробовать спасти ЭТО.
Она подошла к самому краю вулкана и спрыгнула вниз, мечтатель ничего не успел понять, а она уже исчезла в недрах адской кузни. Земля вокруг затряслась, в кратере забурлила жизнь, лава стала подниматься, спустя мгновения алая, как кровь жидкость вновь потекла по пересохшим рекам–ранам. Вокруг сразу стало теплей, живительная влага стремительно побежала вниз, наполняя все теплом и жизнью. Скрюченные, пепельные деревья едва заметно распрямились, у них появилась кора, кое–где проглядывали листья. Где–то вдалеке, в низине побежали звери к свежеобразовавшемуся озеру. Их было немного, как и самой воды, но они были. Серое марево неба расползлось, стало тоньше, как натянутая кожа, оно немного пропускала свет. От вулкана шло тепло, которое согревало весь этот мир, однако, реки были не обжигающими, это было нежное тепло, будто разлили теплый вишневый сок. На вкус он тоже напоминал какие–то ягоды или фрукты.
– Этот мир никогда не станет новым, цветущим и жизнерадостным. Нет. Но жизнь в нем вполне может быть. Почему нет? Старые раны не проходят бесследно, они остаются, но вместо того, чтобы их теребить, мучить себя, лучше их забыть, простить, отпустить. И они немного затянуться. Ты со мной согласен, мой родной мечтатель?
Перед ним стояла его прекрасная муза. На ней не было ни пятнышка, ни царапины, будто она никуда не падала и не жертвовала собой, как прекрасный феникс.
– Пригласишь даму сесть? – она улыбалась.
Он сорвал с себя рубашку и постелил на песчаный берег. Они сели, она опустила ноги в воду и стала их омывать в этой волшебной алой жидкости. Мечтатель долго смотрел на нее, пока она не кивнула.
– Можно, – слегка улыбаясь, очень нежно прошептала она.
Он смущенный таким ответом, повернулся к ней спиной, откинулся и лег головой ей на ноги, муза продолжала плескать воду ногами, но делала теперь это несколько спокойней, ее руки обняли его голову и немного взъерошили ему волосы.
– Ты же об этом думал? – сегодня ее улыбка была просто обезоруживающей.
– Конечно.
Расплывчатое солнце бережно ласкала их, они молчали. Она задумчиво смотрела куда–то вдаль, он не отводил глаз от ее лица. Никогда он не видел его так долго, да еще с такого ракурса. Тепло ее ласковых рук снимало боль и переживания, утренние волнения о ненайденной дороге и ее прыжок… все это казалось таким далеким и забытым. Само время застыло, будто ожидая этого момента.
– Пожалуйста, – он не сказал это, губы просто изобразили это слово, а звук так и не слетел с них. Но она, кажется, уловило и это, ее строгий взгляд упал на него, муза смотрела на него, как хозяйка на свое домашнее животное. Мгновение спустя ее лицо просияло.
– Ты что–то сказал? – ее руки продолжали гладить его волосы, и от каждого прикосновения по телу пробегала дрожь, а мысли все больше туманились. Он никогда бы не решился такое сказать, но сегодня… сегодня она будто нарочно, словно магнит тянуло из него признание.
– Я очень этого хочу, – его глаза были полны мольбы.
– Чего ты хочешь, глупенький?
– Ты же знаешь, – его голос становился все тише, – ты все знаешь, – это он, вроде, только подумал. Или все же сказал?
– Раз сегодня праздник, то почему бы и нет. Только будь…ммм… осторожен.
Мечтатель ничего не ответил, он поднялся, его руки обняли музу и их губы наконец–то сомкнулись на фоне призрачного света солнце. Он мечтал об этом с первой секунды их знакомства, но боялся даже подумать об этом, чтобы она не прочла его мысли. Он гнал их, но для нее они были как на ладони. Сладость поцелуя окончательно одурманило его. Его руки обнимали ее, гладили, ласкали. Когда он делал что–то не то, она нежно ударяла его по руке и возвращала их к себе на талию. Мечтатель страстно, но нежно целовал ее лицо, шею, руки… все смешалось, все превратилось в одну бесконечную эмоцию, эйфорию, в голове закружилось. Он наслаждался ее смехом и не отпускающими объятьями. На его лице читалось обожание, а она лишь беспечно смеялась. Ее глаза игриво улыбались его нежному безумию…
***
Утром он проснулся в своем унылом мире людей.
В голове, как на автоответчике висело одно единственное сообщение: больше не закрывай от меня!
Ночные воспоминания путались, ее смех, ее глаза, губы… он не знал, испытала ли она хотя бы малую часть той радости, что накрыла его, как волна.
Мечтатель вяло встал, в голове по–прежнему гудело, подойдя к зеркалу в ванной, он понял, что она осталась довольна.
Ее розовый волосок–шрамик вел теперь к маленькой дверки на груди слева. И помадой было написано рядом.
Больше не смей закрывать ее от меня.
|
